«Ужасен он в окрестной мгле!..» Часть вторая

Наверное, это всё-таки был не фестиваль, а парад. Демонстрация определённых возможностей. Всероссийский театральный фестиваль почти без театральных критиков выглядит примерно так, как выглядит проведение всероссийского футбольного турнира без судей. Впрочем, театральные критики в Псков приехали, но некоторые — не в качестве критиков. Роман Должанский прочитал лекцию о том, как в качестве заместителя худрука Театра Наций наблюдал за созданием спектакля американского режиссёра Роберта Уилсона. Алёна Карась готовила и модерировала конференцию «Литургия и театр». Андрей Пронин был арт-директором фестиваля. Не хватало независимого профессионального взгляда. Не хватало публичных обсуждений того, что происходило на сцене псковского драмтеатра, псковского театра кукол и в других местах. Первое обсуждение только что показанного спектакля с участием экспертов премии «Золотая маска» пришлось на предпоследний день, и то только потому, что обсуждали спектакль-эскиз и это была лаборатория Олега Лоевского.

«Строгая преданность одному автору не могла не завести фестиваль в тупик»

Нет, о параде, носившем название «Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль», СМИ всё-таки писали, но часто это были всего лишь платные материалы. Не статьи, а похвальные грамоты.

А то, что не выглядело рекламным материалом, оплаченным из фестивальной кассы, иногда тоже вызывало недоумённые вопросы. Отметился и Роман Должанский в «Коммерсанте». Этот его текст под названием «Наше всё и все-все-все» трудно воспринимать всерьёз, потому что человека ввели в заблуждение, а он своё заблуждение просто ретранслировал. По его мнению, раньше на псковском фестивале «в программе были исключительно спектакли по пушкинским произведениям… Строгая преданность одному автору не могла не завести фестиваль в тупик».

В действительности уже много лет Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль предъявлял миру спектакли, не обязательно связанные с именем Пушкина. В афише были и Гоголь (много раз), и Достоевский, и Булгаков, и Чехов, и Оскар Уайльд, и Евгений Евтушенко… Вплоть до Михаила Хейфица и Петра Мамонова. И вдруг Роман Должанский пишет: «И теперь новый арт-директор фестиваля петербургский критик Андрей Пронин получил право дополнить "наше всё" остальной русской классикой…»

Словно до Андрея Пронина фестиваль только и делал, что пребывал в тупике, а теперь вышел на простор.

Одна из проблем нынешнего парада (фестиваля) в том, что публике не потрудились внятно объяснить, что же их ждёт. Ведь концепция-то существовала. В Псков на этот раз не привозили всё подряд. Спектакли подбирались по определённому эстетическому принципу. Для простоты это можно назвать «новым театром». Название неточное, учитывая вторичность многих «экспериментов», но показывающее, что зритель должен быть настороже. Режиссёры KLIM, Коляда, Эренбург и многие другие со зрителями, как правило, не церемонятся. Что с ними церемониться, если они и к классикам относятся без привычного почтения. Ведь цитируют же теперь запись в «Фейсбуке» того же Романа Должанского: «Эти многословные провинциальные графоманы никогда не поймут, что театр для того и создан, чтоб классиков трогать, в том числе за причинные места, дёргать, допрашивать, тормошить, мутузить, выворачивать наизнанку…»

Театр много для чего создан. Не только для того, чтобы выворачивать наизнанку. Однако в феврале 2017 года организаторы действительно сознательно подобрали именно такой «выворачивающий» репертуар.

Сцена из спектакля «Пушкин… Сказки для взрослых». Фото: Андрей Кокшаров

Но значительное число псковских зрителей и приезжих из Латвии, Эстонии и других мест почему-то наивно ожидали от спектаклей какой-то возвышенной красоты. И когда они эту красоту не находили, то в прямом смысле убегали. Иногда даже с грохотом падали в темноту зала, но поднимались и буквально уползали в гардероб. Временами это выглядело как настоящий исход — под смешки оставшихся зрителей и издевательские замечания артиста на сцене. Для некоторых это был шок, хотя, если вдуматься, ничего шокирующего в этом не было. Создатели таких спектаклей кто угодно, но только не дураки. Они, конечно, предвидели такую реакцию зала и эпатировали публику намеренно. В этом и был смысл — сделать зрителям так, чтобы им стало неудобно. Помучить их. Вызвать ответную реакцию. И она последовала, достаточно почитать книгу отзывов фестиваля («рукоблудство», «людей обокрали», «ужас»…). Эти и другие подобные отзывы создатели многих спектаклей с удовольствием возьмут в свою коллекцию как доказательство того, что провокация сработала. Записи зрителей в театральной «Книге отзывов» с удовольствием прочитаны: «Просто ужас», «Уродство», «Оскорбление зрителей, театра, А. С. Пушкина и вообще театра и искусства в целом», «Эксперимент неудачный», «Уроды, верните деньги!», «Жаль Пушкина и денег», «Деньги (1700 рублей за билет) выброшены на ветер», «Снегурочка — отвратительная халтура. Неужели их где-то принимают хорошо. Позор!»

Можете не сомневаться, восторженные отклики были и в Пскове. О том же артисте Синяковиче из «Сказок для взрослых» в «Книге отзывов» написано: «Актёр молодец!» Оперу «Снегурочка» композитора Маноцкова некоторые псковские меломаны тоже искренне считают выдающейся. Однако общий фон всё-таки скорее негативный. Часто возникало отторжение.

«Пушкинский язык непригоден для театра»

Дней за десять до фестиваля в статье «Тайный сюжет» в «ПГ» о спектакле «Пушкин… Сказки для взрослых» было написано: «Тем, кто в своём терпении не уверен, лучше на такие спектакли вообще не ходить. А то терпение может лопнуть в самый неподходящий момент». Но отчаянная публика всё-таки отправилась смотреть то, что придумали KLIM, Андрей Випулис и показал Александр Синякович.

Три года назад на Пушкинском фестивале в Пскове KLIM прочёл лекцию в медиахолле, где чётко обозначил свои взгляды: «Как бы нам ни казалось печальным, пушкинский язык — смесь французского с нижегородским… Пушкинский язык непригоден для театра. На пушкинском языке можно говорить не двигаясь». Собственно, по этой причине его и пригласили — чтобы наглядно это показать, смешав если не французский с нижегородским, так английский с псковским: The Rolling Stones и т. п. Раз пушкинский язык для театра непригоден, его надо заменить, вывернуть, засемплировать, довести до такого состояния, при котором под эти звуки можно было бы двигаться, хотя бы и по головам зрителей. Так как фестиваль в Пскове называется «Пушкинский», то для показа выбрали «Сказку и попе и работнике его Балде», «Царя Никиту» и «Наташу». Если бы фестиваль был «Чеховский», то, учитывая высказывание KLIMа «Чехов — хреновый драматург», могли бы подобрать что-нибудь из Чехова.

Сцена из спектакля «Снегурочка». Фото: Андрей Кокшаров

Со своей задачей Синякович справился успешно: изгнал из зала не менее 350 человек. Потом некоторые зрители говорили, что первый акт был затянутым — длился более двух часов (в буклете напечатали, что весь спектакль идёт два часа с антрактом). Но если бы он не был затянутым, то многие зрители оставались бы как минимум до антракта, и нужный эффект не был бы достигнут. Некому было бы кричать вслед со сцены: «Балду не любят!», «Чтоб стало ему невмочь!», «Черти!» и т. п. Артисту, изображавшему на сцене постоянно думающего о красоте своих ногтей манерного и назойливого Пушкина-Джаггера, было важно, чтобы зрители срывались с места раньше — прямо во время представления.

Время работало на режиссёрский замысел. За сорок пять минут такого эффекта не достигнешь, в противном случае надо было распылять по залу слезоточивый газ. Тогда бы народ повалил из зала толпой. Но и то, что удалось, можно считать успехом. Всё получилось так, как в песне Paint It Black (The Rolling Stones), с которой начался этот спектакль: «Я вижу красную дверь и хочу, чтобы она была чёрной, //… Я хочу видеть солнце стёртым с неба, // Я хочу видеть всё окрашенным в чёрный цвет». Под руку подвернулось «солнце русской поэзии» (по выражению Одоевского). Концовки, когда навязчивый фигляр превращается «в медиума, подключающегося к тайнам пушкинского творчества», как обещал Андрей Пронин, в Большом зале дождались несколько десятков человек. Художественная «элита». Чистый продукт, выпавший в осадок в пробирке.

Цель была достигнута.

«Люди добрые, дайте чудищу поговорить!»

Одним из лучших спектаклей парада (фестиваля) оказался детский, кукольный («Аленький цветочек»). Это спектакль петербургского театра «Кукольный формат» с единственной актрисой на сцене — Ольгой Донец. И он же в прямом смысле ярко показал, какая существует в театре проблема. Зрители. Именно от них зависит, что происходит на сцене. Не от режиссёров и артистов, а от зрителей. Что зритель позволяет, то ему и показывают.

Псковский зритель определённо от совершенства далёк. Даже дети. В театр кукол на «Аленький цветочек» учителя привели детей из первого и четвёртого классов. Мальчишки из четвёртого класса к спектаклю были явно не готовы. Вернее, они подготовились к нему особым образом: принесли лазерные указки и вели себя вызывающе. А учителя с ними поделать ничего не могли.

Четвероклассников явно в театр «притащили». Добровольно бы они не явились. Так что отношение к спектаклю у них было заведомо пренебрежительное. Демонстративно пренебрежительное. Они либо громко шумели, либо слепили актрису указками, а то и громогласно заявляли: «Как спать хочется!» В какой-то момент актриса, не выходя из роли сказочницы Пелагеи, воскликнула: «Люди добрые, дайте чудищу поговорить!»

Умение смотреть и видеть, смотреть и чувствовать воспитывается годами и десятилетиями. В противном случае зритель в театре теряется. Либо в страхе бежит от непонятного, либо силится приобщиться к тому, что является заведомо бездарным. Многие зрители реагируют на громкие имена и названия. Если авторами на афишах числятся Толстой или Достоевский — значит, это должно быть хорошо. Если это известный театр — это тоже не может быть плохо. Так они наивно думают. С такими зрителями можно делать всё что угодно. Можно подойти и плюнуть в лицо, и они утрутся. На улице, может быть, они реагировали бы иначе, а в театре — утрутся. Более того, они ещё и аплодировать начнут.

Перед зрителями три часа будут ходить и раскрывать рот артисты, не имеющие элементарных профессиональных навыков. Дикции у них не будет никакой. Их «бубнёж» начнёт этих зрителей раздражать, но в итоге они своё раздражение мужественно подавят и всё равно начнут аплодировать, а то и устроят стоячие овации. По этой причине сегодня на сцене псковского драмтеатра (и не только псковского) возможно всё.

В общем, сегодня совсем не имеет значения, на что способен артист или режиссёр. Арт-директор фестиваля Андрей Пронин утверждал, что на этом фестивале будет как минимум «два алмаза». Один из «алмазов» — та самая «опера» «Снегурочка», поставленная в новосибирском театре «Старый дом» режиссёром Галиной Пьяновой. Этот спектакль — участник конкурса Российской национальной театральной премии «Золотая маска». В спектакле «драматические актёры извлекают музыку из бытовых предметов».

«Снегурочка» поставлена на основе партитуры современного композитора Александра Маноцкова («На берендеях лежит проклятие: они наказаны немотой, не могут петь, только одной юной Снегурочке дан голос»).

Бытовые предметы — это всё, что под руку попадётся, в первую очередь — трёхметровые доски, которые с грохотом роняются на сцену (строго по партитуре). «Алмаз» под названием «Снегурочка» — немая несмешная клоунада. Впрочем, в программке написано, что «спектакль о любви, красоте и гармонии имеет жанр фантастической оперы, в которой слова заменены звуками, вокализом и удивительной актёрской пластикой».

Нравится вам считать немую клоунаду оперой — считайте.

На мой взгляд, самой примечательной частью этого спектакля было падение одной из зрительниц (не по партитуре). Первые зрители стали убегать минуте на двадцатой (но в итоге ушло не больше десяти человек). Одна из них с грохотом упала в темноте. Падение было очень сильное — с возвышения и плашмя. Это происходило в трёх шагах от меня и в двух шагах от режиссёра Галины Пьяновой. Зрительница еле поднялась, громко извинилась, а потом на неё напал истерический смех, минут пять доносившийся до нас из гардероба.

Однако большинство зрителей не только остались до конца спектакля, но и не поскупились на аплодисменты и возгласы «Браво!». Правда, эти же люди, слегка очумевшие от грохота и дурацких артистических телодвижений, чуть позднее, выйдя из зала, тоже закатывались в истерическом смехе. Но создатели «Снегурочки» этого уже не слышали.

Именно «Снегурочка» окончательно убедила меня, что арт-директор не прогадал, составив именно такую программу фестиваля — с участием «Небольшого драматического театра», театра «Старый дом» и т. д. В конце концов, зрители готовы платить немаленькие деньги за такие спектакли. Если готовы, то им надо предоставить такую возможность.

Зрителям хоть и с запозданием, но разъяснили, что в Пскове десять дней подряд, за редким исключением, происходила «деконструкция», то есть «разрушение стереотипов». Это то, о чём писал Жак Деррида, а до него Мартин Хайдеггер (припомните его «деструкцию»).

«Я захохочу и радостно плюну, плюну в лицо вам…»

Если существовал какой-то стереотип о русском театре и русской классике, то организаторы, призвав в соавторы заплативших за билеты зрителей, этот стереотип десять дней подряд старательно разбивали. Дескать, нате! Здесь, скорее, ощущался не Пушкин, а Маяковский («А если сегодня мне, грубому гунну, // кривляться перед вами не захочется — и вот // я захохочу и радостно плюну, // плюну в лицо вам // я — бесценных слов транжир и мот…»). Вариантов развития событий было немного. Либо перед вами кривляются, либо радостно плюют в лицо. К кривлянию наш зритель уже почти привык, а к плевках ещё не совсем. Но рефлекс уже вырабатывается. К концу фестиваля я начал узнавать уходящих зрителей в лицо. Обычно одни и те же люди уходят примерно в одно и то же время, как будто их запрограммировали. Даже если этот спектакль не так уж и плох, как «Смерть Тарелкина» петербургского театра «Приют Комедиантов» например.

Но события на сцене до антракта — это буффонада, радостное гробокопание. И зрители по привычке со словами «Что время зря тратить?» и «Шли зря!» бегут вон, не дожидаясь классической интерпретации. Вслед им доносится: «Может быть, останетесь? Сейчас будет то, что вам точно понравится». А они в ответ отвечают: «Нет, уж лучше мы кофе пойдём пить».

Боюсь, точно такой же будет ответ, когда в Псков, наконец, привезут какой-нибудь шедевр (в этом году обошлось без шедевров). Публика, которая получила такой отрицательный заряд, с ещё большим энтузиазмом прильнёт к «традиционным постановкам», пусть скучным, бездарным, но понятным. Там по крайней мере над зрителями не издеваются столь открыто. Там не занимаются «деконструкцией».

Как говорил пушкинский Сальери, «звуки умертвив, музыку я разъял, как труп».

Сцена из спектакля «Пушкин… Сказки для взрослых». Фото: Андрей Кокшаров

Нынешние театральные деконструкторы занимаются примерно тем же самым. Усыпляют, а то и умертвляют текст (как в случае со «Сказками для взрослых») и препарируют его. В этом нет ничего нового. На театральный авангард это похоже меньше всего. Под видом новаторства публике часто подсовывают малоталантливое действо. Умершим в прошлом и позапрошлом веке русским классикам от этого хуже не будет, а вот несколько сотен наших современников получили отрицательный заряд и запомнят этот парад (фестиваль) надолго.

«Если мы хотим, чтобы он развивался…»

Возьмём выдержку из очередной «рецензии» авторства А-ра Д. о спектакле «Братья Карамазовы» режиссёра Льва Эренбурга: «Вот витальный Митя Карамазов, прервав сексуальный акт, вскакивает и стукается лбом в собственную эрекцию, а субтильная, до анорексии, девушка-инвалид Лиза Хохлакова спускает панталончики, садится на горшок и долго тужится… Противоречит ли вся эта сценическая физиология замыслу Достоевского? Ничуть. Это и есть его подлинная эссенция, густой, пахнущий выделениями, кровью и спермой, пьянящий концентрат. Поэтому персонажи выбивают пыль из одежды, обнажаются до гениталий, сморкаются, плюют и харкают, пьют и едят, шатаются, спотыкаются, падают, корчатся, вступают друг с другом в плотный физический контакт: обнимаются, до слюней, целуются, дерутся, бьют по ушам и под дых, играют в русскую рулетку, трясутся в падучей…»

Подтверждаю, в Пскове есть зрители, которым действительно нравится, когда артисты публично «обнажаются до гениталий», сосут, сморкаются, театрально испражняются и т. д. Это данность. Это не обманутые зрители, «купившиеся» на громкое название классического произведения. Они знают, на что идут. Некоторые видели раньше другие спектакли тех же режиссёров. Их представления о хорошем спектакле именно таковы, и это их право. Хотя, на мой взгляд, артист или артистка, научившиеся правильно изображать испражнение на сцене, но так и не научившиеся убедительно говорить или двигаться, не совсем полноценны. Но это уже проблема тех зрителей, которые по какой-то неведомой причине считают, что во время Пушкинского фестиваля им будут показывать классическое искусство. С какой стати? Когда они покупают книгу в магазине, они, видимо, её предварительно листают. Когда они берут в магазине продукты, то, наверное, проверяют срок годности и прочие характеристики. Но когда они выкладывают несколько тысяч рублей за спектакль, во время представления которого им никто ничего не гарантирует, то это почему-то считается нормальным.

Пора бы уже понять, что Всероссийский Пушкинский театральный фестиваль — это не то место, где Пушкин — самая важная фигура. Более того, этот парад (фестиваль) не имеет отношения к русской классике. Никто ведь не заподозрит продюсера фестиваля и советника по культуре губернатора Турчака Дмитрия Месхиева в чрезмерной любви к русской классике. Не для популяризации русской классики этот фестиваль существует. У него действительно имеется тайный сюжет, как об этом и предупреждали организаторы (правда, это не сюжет «Религия и театр», как было объявлено).

В последний день парада (фестиваля) продюсер Дмитрий Месхиев сказал со сцены: «За время фестиваля мы постарались показать много разного, услышали разные мнения до крика, резкого приятия и категорического неприятия. То, что мы показали, — это далеко не весь театр страны. Он просто так разнообразен. Если мы хотим, чтобы он развивался, то должны показывать разное, провоцировать вас на понимание другого театра, не только классического…»

***

Когда после окончания спектакля-эскиза «Капитанская дочка» началось обсуждение увиденного, из зала режиссёра спросили: «Почему вы на эти роли пригласили именно этих артистов?» — имея в виду то, что в роли семнадцатилетнего Пети Гринёва был немолодой артист псковского драмтеатра Виктор Яковлев. Вместо того чтобы спокойно объяснить, режиссёр Николай Русский довольно агрессивно ответил: «Почему? По качану!» В эту секунду Николай Русский словно бы отвечал от имени большинства режиссёров, показавших в Пскове свои спектакли.

Зритель должен знать своё место. И ему это место указали. Пусть скажут спасибо, что им хотя бы это показывают.

Об итогах XXIV Всероссийского Пушкинского театрального фестиваля читайте в следующем номере, а пока что — слова арт-директора Андрея Пронина. Характеризуя ту же самую «Капитанскую дочку» режиссёра Русского, Пронин объяснил, что «это был смелый опыт современного сна». Таким образом арт-директор отреагировал на отклик фестивального продюсера Дмитриева Месхиева: «Это уровень пионерлагеря».

Так что же всё это было? Имеем в виду не отдельный спектакль, а всё вместе: спектакли, лекции, концерты, конференцию, выставку.

Вот именно, «это был смелый опыт современного сна».

Но после сна наступает пробуждение.